5 подвигов супермена Гердта

«О необыкновенный Гердт! Он сохранил с поры военной одну из самых лучших черт – колено он непреклоненный», – написал об актере Валентин Гафт. 21 сентября исполняется 100 лет со дня рождения Зиновия Ефимовича. К этой дате мы выяснили, что любимый всеми Паниковский был способен на настоящие подвиги.

ТРИЖДЫ ВЫЖИЛ НА ВОЙНЕ

К началу Великой Отечественной войны Гердт работал в Театре рабочей молодежи при фабрично-заводском училище Московского электрозавода, где до этого выучился на электрика. Поэтому от службы в армии был освобожден – театр планировали сделать фронтовым. Но Зиновий Ефимович ушел на фронт добровольцем. «Меня определили в саперы, поскольку у меня как бы техническое образование, – вспоминал актер. – Сначала в Болшево, в военно-инженерное училище. Через несколько месяцев я был выпущен младшим лейтенантом, и направили меня под Воронеж». С фронта Гердт писал родным воодушевленные письма, хотя приходилось ему нелегко. Три раза его жизнь чуть не унесли вражеские бомбы. Его племянник Владимир Скворцов рассказывал: «Во второй половине 1942 года Зяма обезвреживал мину, и она не взорвалась в его руках только потому, что он отращивал пижонские артистические ногти. Ими-то он и отвинтил в мине нужные винтики. Но вскоре другим снарядом его сильно контузило. А третий снаряд, уже в феврале 1943 года, сделал одно колено Зямы навсегда непреклоненным». Последнее ранение, которое Гердт получил под Белгородом, привело к тому, что остаток войны он провел в госпитале. Кстати, добрался актер туда только через три месяца. «Меня несли из деревни в деревню, на станцию Ржаво. Сто километ-ров несли целый месяц восемь баб. По четыре человека на носилки. Это чудовищная эпопея», – однажды признался Зиновий Ефимович. Он перенес 11 операций и вышел из госпиталя только в 1947 году. За боевые заслуги Гердта наградили орденом Красной Звезды и орденом Отечественной войны I степени.

ПРЕОДОЛЕЛ «ПРОИЗВОДСТВЕННУЮ» ТРАВМУ

Военная травма, которую Гердт в шутку называл «производственной», привела к тому, что до конца жизни артист хромал. Но он не унывал и никогда не сетовал на жизнь. «На костылях я был просто виртуоз. Танцевать мог что угодно. Шимми, буги-вуги», – вспоминал Гердт первые дни после выхода из госпиталя. К сожалению, поначалу этот оптимизм не разделяли руководители театров, в которые Зиновий Ефимович пытался устроиться. Его подруга, писательница Галина Шергина, вспоминает: «Как-то он вернулся с очередного просмотра мрачнее тучи: «Сегодня один никчемный и малозначительный чиновник, совершенно не стесняясь, что я его услышу, произнес: «Если так пойдет и дальше, скоро мы будем принимать в театр глухих и заик». Беспардонность, с которой отнеслись к его несчастью, Зяму совершенно потрясла. В конце концов, он ведь не просто упал на улице – увечье стало последствием тяжелого фронтового ранения! Но судьба за него сочлась с обидчиком. Спустя много лет мы выступали вместе на каком-то литературном вечере. Всё прошло успешно, а когда спускались из зала, подлетел шустрый мужичонка: «Зямочка, это было гениально! Просто гениально! Даже не понимаю, как другие рисковали выходить на сцену вместе с тобой!» Гердт не моргнув глазом ответил: «Несмотря на мою хромую ногу, глухоту и заикание». И быстро прошел вперед. Я удивилась: «Что это было?» «Этот нынче безработный чинуша – тот самый, кто в свое время охаял меня при поступлении в театр». Сам актер о своей хромоте говорил: «Меня это мучило до каких-то пор. Но потом я заметил, что публика не замечает моей хромоты. А я ее замечаю только тогда, когда хожу по лестнице».

ВЛЮБИЛСЯ ПОД НАДЗОРОМ КГБ

Гердт был женат трижды, но «единственной женой» называл третью – переводчика Татьяну Правдину. Их свела работа. Театр кукол Сергея Образцова, где работал актер, выехал на гастроли в Египет, Сирию и Ливан. Требовался переводчик, а Татьяна была профессиональным арабистом. В поездке они с Гердтом много общались и быстро сдружились. Более того, артист начал плохо влиять на свою попутчицу. «Во время поездки мои друзья в свободное от работы время водили меня и Гердта по всяким местам, – вспоминает Татьяна. – Однажды они пригласили нас в шикарный ночной ресторан, расположенный в пустыне, за пирамидами. А я, барышня, воспитанная на нашей пропаганде – никуда не ходить! – сказала: «Нет, ребята, не поеду. Кагэбэшник обязательно донесет». И представляла себе, как в 24 часа меня вышлют. Гердт сказал: «Знаете, Танечка, вы в первый раз в загранпоездке, я – в последний. Не думайте ни о чем, едем». И мы поехали. На третий день меня вызвал кагэбэшник и сказал: «Выйдем на балкон». Мы вышли, и он спросил: «Вы действительно в первый раз за границей?» А я всю жизнь была строптива и потому ответила: «Думаю, вы это лучше знаете, чем я. А почему это вас так заинтересовало?» – «Что-то вы очень спокойны...» – отметил он. Я не замедлила ответить: «Это зависит от воспитания». На самом деле смелости женщине добавил Гердт, который в любой поездке был настоящей головной болью для кагэбэшников. К примеру, однажды Зиновий Ефимович заставил агента пойти вместе с ним на джазовый концерт! Вернувшись из той поездки, Гердт и Правдина довольно быстро поженились. И актер уговорил чиновников, чтобы в дальнейшем во всех загранпоездках его сопровождала жена. Супруги прожили душа в душу больше 30 лет, Гердт заменил отца дочке Татьяны от первого брака Кате. И даже ссоры Зиновия Ефимовича с женой выглядели очень трогательно. «Мы, как все нормальные люди, ругались. И как последние оскорбительные слова я говорила: «Актер ты!» – а он отвечал: «Ну, за это можно и по морде!» – вспоминает переводчица.

НАКОРМИЛ АМЕРИКАНЦЕВ ИЗ ПОЕЗДА

Гердт был чрезвычайно хлебосольным человеком. В их с Татьяной доме регулярно собирались гости, иногда совершенно неожиданные. К примеру, как-то раз перед самым Новым годом артист возвращался поездом из Петербурга в Москву. В пути он познакомился с американскими туристами, которые посетовали, что никогда не были в гостях в настоящем русском доме. «Зяма тут же пригласил их к себе. Всех, – вспоминает приемная дочь Гердта Екатерина. – Вернувшись домой, он бросил чемоданчик и умчался в театр. Мама готовилась к Новому году, дома что-то варилось и кипело, тем не менее она отметила, что Зяма как-то подозрительно не звонит в течение дня (обычно он звонил каждую минуту). Затаился. Зато стали раздаваться звонки, и разные голоса на английском языке звали Зяму к телефону. Все звонившие представились одинаково: Americans from the train (американцы из поезда). Вернувшись, Зяма задал традиционный вопрос: «Мне никто не звонил?» – «Не то что звонил, а целый день телефон обрывают! Какие-то Americans from the train». – «Да, это замечательные ребята, я с ними познакомился в поезде и всех пригласил сегодня к нам в гости». И вот эти «замечательные ребята» в количестве пятнадцати человек явились к нам домой. Новогоднему угощению повезло – они оказались мормонами и не ели мяса. Срочно была сварена гречневая каша. А пили с полным удовольствием только двое: судья с женой. Ну и, конечно же, мама с Зямой. Братание с американцами было полным. С тех пор в семье так и осталось определение для тех, кто сваливался неожиданно на голову: Americans from the train».

ПРОСЛЫЛ БОЛЬШИМ ШУТНИКОМ

О чувстве юмора актера ходят легенды. Он обожал подшучивать над людьми. Однажды жертвой его розыгрыша стал Виктор Шендерович, которому поручили снять передачу о Зиновии Ефимовиче. Договариваться о съемках журналист приехал на дачу Гердта. «Мы уже несколько часов обсуждали будущую телепередачу, когда Татьяна Александровна предложила пройти за стол. Гердт подозрительно сильно обрадовался моему согласию поужинать вместе с ним, пошел на кухню и начал лично готовить антрекот, приговаривая что-то насчет собственного гостеприимства, – вспоминает Шендерович. – Рядом хлопотала Татьяна Александровна. Через несколько минут передо мной, как на скатерти-самобранке, расстелилась еда-питье. А напротив сидел Зиновий Ефимович – перед стаканом воды и лежащим на блюдечке кусочком мацы. Сидевшая рядом с мужем Татьяна Александровна голодала из солидарности... Я что-то жалко пискнул в том смысле, что предполагал ужинать вместе с хозяевами… «Ну что вы! – воскликнул Гердт. – Я обожаю, когда при мне вкусно едят! Сделайте одолжение!» И даже, кажется, приложил руки к груди, изображая мольбу. А я был ужасно голоден и долго бороться с интеллигентностью не мог. Когда я положил кусочек антрекота в рот, начал его жевать и процесс пищеварения стал необратимым, Гердт негромко – но так, чтобы мне было слышно каждое слово! – сказал, обращаясь к Татьяне Александровне: «Ну и молодежь пошла… Напротив него сидят два голодных ветерана войны, а он ест, и хоть бы что!» Видимо, в этот момент у меня что-то случилось с лицом, потому что Зиновий Ефимович немедленно «раскололся» и начал смеяться».