Детство, опалённое войной

Великая Отечественная война стала и огромным горем, и огромным подвигом для нашей страны. Но если всем известно, как сражались и трудились в тылу взрослые, то о жизни детей в это нелегкое время говорят мало. Между тем сохранить в себе ребенка в таких условиях – тоже своего рода подвиг. Знаменитости, чье детство пришлось на годы войны, как выяснилось, многое вынесли из этого опыта.

ВАСИЛИЙ ЛАНОВОЙ: УРОК ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ

Когда началась война, Василию Семеновичу было семь лет. Он в то лето гостил у бабушки с дедушкой в деревне на Украине. И попал в оккупацию... Только через 3 года, в 1944-м, он снова увидел мать. «Было это так, – рассказывает актер. – Наш дед, как обычно, отправил меня гонять воробьев, чтобы они не клевали лен, который он посадил. Я занимаюсь этим делом – и слышу, сестра кричит мне: «Мамка приехала!» Я бросил воробьев, помчался в сторону станции, по дороге обогнал одну сестру, вторую... Прибегаю – а там уже полсела собралось. Вижу: два вола тянут арбу, высокую такую, а на ней сидит какая-то худющая черная тетя: черные волосы, черные глаза... Я пробегаю мимо. Не узнал. А мне Петро, один из селян, – это как раз была его арба – кричит: «Василь! Куда ж ты побежал? Это же твоя мама приехала...» Схватил меня и забросил прямо маме в руки. А она меня схватила, прижала и не отпускала от себя до вечера...»

Жизнь в оккупации довела мальчика буквально до заикания. Один немецкий офицер подарил ребенку ремень, а другой решил отобрать и, чтобы малыш не сопротивлялся, выпустил над его головой пулеметную очередь. От испуга Василий стал заи-кой и избавился от этого недуга лишь несколько лет спустя – с большим трудом. Зато жизнь с дедушкой и бабушкой Лановой вспоминает с удовольствием. В деревне он многому научился. «Однажды мой дед Иван привел кобылу – худую, спотыкающуюся, кривобокую, – рассказывает Василий Семенович, – и сказал мне: «Василь, вот тебе кобыла, будешь на ней пасти колхозных коров». Я спрашиваю: «Дедушка, а где же у нее седло?» – «Вот москали, седло им подавай! – усмехнулся дед Иван. – Так будешь ездить, ничего с тобой не случится!» Я и ездил. И замечательно, надо сказать, научился. Хотя кобыла моя иногда заваливалась в разные стороны. Но благодаря этому на съемках фильмов «Павел Корчагин», «Анна Каренина», «Офицеры» я держался в седле, скакал, даже падения с лошади делал сам. Когда я снимался в «Анне Карениной», а съемки проходили в Одессе, от нашего села в 160 километрах, мне позвонил председатель: «Василий Семенович, ваш дед Иван ходит гордый такой. Говорит всем: «Це ж мой Василь там снимается!» Заедьте до нас...» Я пообещал заехать. Приезжаю, иду к дому и вижу деда Ивана, а за ним – полсела. Подойдя ко мне близко, он говорит – громко так, чтобы слышал не я, а сзади идущий: «Василь, а Василь, вот если б ты голым задом на той кобыле не елозил – фиг бы ты графа сыграл!..»

ГЕОРГИЙ ДАНЕЛИЯ: УРОК ТАНЦЕВ

Войну будущий режиссер встретил, как он сам говорит, «во вполне сознательном состоянии» – ему было 11 лет. Отец мальчика ушел воевать, и сам он тоже мечтал сбежать на фронт из спокойного Тбилиси. «Мы с моим другом и одноклассником Шуриком Муратовым – Шурмуром – стали готовиться к побегу, – рассказывает Данелия. – Экономили хлеб и сушили сухари. Выменяли у раненых в госпитале на бутылку чачи наган и три пули. (Чачу Шурмур спер из дома.) Но главное, учились прыгать с поезда на ходу: контролеры, часовые, милиция вылавливали таких, как мы, и отправляли домой. У опытных людей мы выяснили, как это делается: ложишься на ступеньки вагона ногами вперед по ходу поезда, потом сильно отталкиваешься против движения, чтобы погасить инерцию, группируешься и катишься под откос. Тренировались на товарных поездах. Как умудрились не переломать себе кости – чудо! Назначили день побега. А за два дня до этого мама измазала свое единственное платье масляной краской и очень расстроилась. Я взял растворитель, отчистил пятно и показал платье маме. Пятна почти не было видно. Мама прижала меня к себе и заплакала. После этого я пошел к Шурмуру и сказал, что на фронт бежать не могу: мама без меня пропадет, она такая беспомощная, совсем не приспособлена к жизни». В 1943 году семья Данелии вернулась в Москву. «Во время бомбежек дежурили все ребята на крышах, мечтали, чтобы зажигалка попала на нашу крышу. Там на чердаке стояли щипцы, ящички с песком, куда эту зажигалку надо было положить, и можно было получить медаль. Но такого счастья не случилось для нас, какой-то соседский мальчик получил медаль, – вспоминает режиссер. – А потом начались наступления и салюты. Это было прекрасно, потому что до этого было темно, особенно зимой, когда рано темнеет. Ни огонька. Представляете себе, в Москве погас свет, и ничего нельзя – даже фонарик зажечь. А когда победные салюты, всё освещалось. Мало того, вывели на улицу динамики, играл гимн. И под этот Гимн девочки учили нас танцевать, потому что другой музыки нет. «Союз нерушимый» – правая нога, левая нога; «республик свободных» – налево отступаешь, правую ногу приставляешь; «сплотила» – поворот, «навеки» – вторую ногу приставляешь, «великая Русь» – целиком поворот. «Нас вырастил Сталин на радость народа» – тут ты обнимаешь девушку, небо сияет фейерверком. Наши побеждают. Это и было счастье...»

АЛЕКСЕЙ БАТАЛОВ: УРОК АКТЁРСКОГО МАСТЕРСТВА

Война сделала Баталова взрослым самостоятельным человеком. Его семью отправили в маленький город Бугульма Татарской АССР. «Это самый невероятный жизненный урок, который я получил, – говорит актер о тех годах. – Дело даже не в том, что я многому научился. Главное – я увидел войну воочию, увидел на примерах, что такое беда. В поселке Бугульма. Там располагались госпитали с тяжелоранеными. Было такое правило: в удаленные от линии фронта больницы привозили людей в критическом состоянии. В госпиталях Бугульмы лежали просто остатки солдат. Это забыть невозможно. Глядя на этих бедолаг, и я, и мои сверстники понимали: этот дядя без ног не вообще где-то за что-то пострадал, он пострадал за каждого из нас. Я стою на двух ногах, потому что тот дядя отдал свои ноги за меня. А еще я помню, как раненые, изможденные солдаты пытались отдавать свои пайки нам. Они бились за каждого из нас». Повзрослеть Баталову пришлось и по другой причине. Отец ушел на фронт, и 13-летний Алексей внезапно оказался самым старшим мужчиной в доме. «В Бугульме, где мама создала свой театр, я впервые начал работать на сцене, – рассказывает он. – Мне тогда было лет пятнадцать. Конечно, Гамлета не играл, просто помогал рабочим сцены. Нужны были деньги, потому что другие кормильцы в семье отсутствовали. Я помогал убирать сцену, открывал-закрывал занавес. Или же, когда гасло электричество, зажигал керосиновые лампы. Деньги за это платили совсем небольшие, но на них можно было что-то купить. Вот тогда я начал на самом деле служить в театре. И там впервые в жизни вышел на сцену загримированным. И сказал бессмертные слова «Кушать подано». Это был Островский. И это было полное счастье...»

ВЕРА ВАСИЛЬЕВА: УРОК ДОБРОТЫ

15-летней Вере война поначалу не казалась чем-то страшным. «Ведь нам постоянно вдалбливали, что Красная Армия непобедима, что если грянет война, то пройдет день-два, и враг будет разбит на его территории, – объясняет она. – Из-за этого некоторые наши мальчишки переживали, что война кончится раньше, чем они успеют попасть на фронт». Между тем война почти сразу разбросала всю семью Васильевой: ее маму с маленьким братишкой и старших сестер эвакуировали в разные союзные республики. Сама же она решила остаться в Москве рядом с отцом, который работал на заводе. «Тем более мне еще надо было закончить школу, – рассказывает актриса. – Но как будешь учиться, когда вся страна работает не покладая рук? Перешла в вечернюю, а параллельно устроилась к отцу на завод во фрезеровочный цех». Почти сразу школьнице пришлось осваивать и другие премудрости, к примеру, научиться ловить и тушить зажигательные бомбы во время дежурства на крыше дома. Но она вспоминает это время с теплотой. «Очень много было помощи друг другу, – говорит Вера Кузьминична. – Допустим, моя подруга потеряла карточку на хлеб и рыдала. И мой папа сказал: «Давайте жить на две наши карточки втроем». Тогда же Васильева поступила в театральное училище: ей казалось, что театр помогает людям забыть о войне хоть ненадолго. А сейчас актриса считает воспоминания о войне, наоборот, полезными. «Когда я очень пугаюсь будущего или очень тоскую о пусто промчавшихся годах, я подбадриваю себя воспоминаниями о том, как было трудно и как стало прекрасно, когда стало понятно, что война кончилась и никто больше не умрет», – объясняет она.