Нехилый Юнгвальд-Хилькевич

Создатель легендарных «Мушкетеров» Георгий Юнгвальд-Хилькевич, которому 22 октября исполнится 80 лет, не только талантливый режиссер, но и великолепный рассказчик. В изложении Хила, как любовно называют мастера друзья и коллеги, его долгая жизнь напоминает увлекательный роман – не хуже творений Дюма.

КАК ХИЛА МЕССИНГ «РОДИЛ»

–Так уж вышло, что для моего появления на свет третий оказался не лишним. Моя мама тяжелейшим образом перенесла смерть первенца, моего братика. В результате у нее долго не получалось забеременеть. И однажды папа устроил маме свидание со знакомым волшебником – Вольфом Мессингом. Тот только в глаза маме посмотрел и бросил: «Беременность наступит через два месяца». Ровно через два месяца, как по мановению волшебной палочки, наколдованный Юнгвальд-Хилькевич-младший оказался у мамы в животе. Как такие штуки удавались Мессингу – одному Богу известно!

КАК ХИЛ ПО МУКАМ ХОДИЛ

–Науки я схватывал на лету, уроки делал на ходу, всё – в постоянной гонке, то на футбольном поле, то на мотоцикле. Длинные ноги несли меня по жизни, видимо, с превышением установленной скорости. И в четырнадцать лет я рухнул. Во время футбольного матча меня шарахнули бутсой по бедру. Утром в школу я встать не смог. Мама перепугалась, поставила градусник – сорок один и пять. Врачи понаехали: остеомиелит правого бедра с диким отеком и общий сепсис, от которого всё постепенно отказывало в организме. Отец притаскивал одного за другим светил медицины – тщетно. Спас меня ссыльный, тихо трудившийся в санатории чудо-доктор Соркин: сказал, что малейшая травма кости может закончиться ампутацией ноги, и закутал меня в гипс от подмышек до пят. Год я лежал, как кусок железяки, потом еще два года скакал то в гипсе, то в кожаном саркофаге-туторе. Еще пока я лежал, папа заказал мне в театре пюпитр, который ставили на постель, и я стал расписывать ткани: прилично зарабатывал, пополняя бюджет семьи (родители всё потратили на мое лечение), и был очень горд этим. Потом стал писать театральные задники – тканевый фон на заднем плане сцены. Так что после архитектурного института, куда поступал еще на костылях, пошел учиться в художественный. А режиссером стал для того, чтобы иметь больше свободы для воплощения своего художественного замысла. Ходить же без палочки я смог только к шестидесяти годам – когда мне в Канаде титановую «палочку» вставили внутрь, заменив бедро и тазовую кость. С тех пор мне еще заменили хрусталик в глазу на искусственный и вшили искусственное сердце, мое четыре раза останавливалось. Так что я как терминатор практически. Но счастлив. Совершенно и безоговорочно.

КАК ХИЛ ПОРОК ПОБЕДИЛ

–Когда я лежал в гипсе, меня мучили малюсенькие отколовшиеся его частички. Эти крошечные заразы внутри шевелились, нога начинала чесаться – а почесать-то невозможно! Нестерпимый зуд продолжался не минуту-две, а месяц-другой! Единственный выход – отвлечься от своих ощущений. Учась этому, вырабатываешь волю. Уверен, только поэтому, будучи запойным алкоголиком, смог перестать пить – совсем и без всяких медицинских подпорок – и бросить курить.

А я курил по три пачки в день в течение тридцати лет, даже имел разрешение Госкино курить в павильоне. И то и другое прекратил из-за мамы. Она была курильщиком с полувековым стажем, когда я сказал ей: «Мама, твоя жизнь на волоске, но врачи говорят, если не будешь курить, будешь жить». Она мне в ответ: «Бросай – и я брошу». Тут же раздавил прикуренную сигарету: «Я бросил!» Мама, железный человек, тоже раздавила: «И я бросила!» Вот с тех пор (мне было сорок) не курю, и она никогда больше не притронулась к сигарете. И прожила еще четырнадцать лет. Пить тоже бросил ради мамы. Однажды мой запой случился при ней. Она запрещала мне выпить. Я стонал: «Мама, я умру!» – «Лучше умри, Юра, чем видеть тебя таким!» Это были страшные слова: я знал, как она меня любила, потому понимал их цену. И «завязал».

КАК ХИЛ ФИЛЬМ С ВЫСОЦКИМ ПРОБИЛ

–Высоцкий был не просто другом, он был для меня всем. Познакомился я с ним случайно и нехотя, когда сидел без дела в гостинице Одесской киностудии. Когда второй режиссер Говорухина пригласил меня: «Приходи, сейчас Высоцкий будет петь», я отказался. К тому моменту единственное, что знал о Володе: он актер Театра на Таганке, который поет блатные песни. Но проходя по коридору, услышал раздирающий душу фантастический голос и замер. Эта глотка меня потрясла! Нас познакомили. Я понял, что хочу одного – снять фильм по сценарию, написанному специально под Высоцкого. Приехав к маме в Ташкент, поделился идеей с Михаилом Мелкумовым, сценаристом номер один на «Узбекфильме». Тот откопал историю про Жоржа Бенгальского из воспоминаний Коллонтай – и мы сели за сценарий «Опасных гастролей». Наш сценарий почти моментально утвердили, но снимать Высоцкого не разрешали. Меня искушали: пригоняли на пробы Юру Каморного, Славу Шалевича, Славу Тихонова – я всем говорил, что это будет подставой для Высоцкого. И они всё сделали, чтобы не занять его место. Через полгода Высоцкого утвердили. Две трети картины Володя совсем не пил, а потом уехал в Москву и пропал. Ушел в запой. А в Советском Союзе за три отмены съемок закрывали картину, был план ежедневной сдачи определенного количества отснятых метров. Но я не мог потерять картину с Высоцким. В результате занялся уголовщиной: каждый день сдавал фальшивые рапорты об отснятых метрах, группа честно целый день сидела в павильоне, будто съемка идет. Все готовы были рисковать ради Высоцкого. И через полмесяца он приехал – слабый, но готовый работать. И мы все зажгли по-стахановски: вместо плановых тридцати пяти метров в день снимали по сто пятьдесят, пока не выравнялись до сданного по рапортам метража.

КАК ХИЛ МУШКЕТЁРОВ НА ГОРБУ ВЫВОЗИЛ

–Фильм «Д’Артаньян и три мушкетера» рождался на моем горбу, и отнюдь не в переносном смысле. Бюджет был нищенский, техники нормальной нема. Мало того что снимали «Конвас-автоматом», самой поганой в мире – ручной! – камерой, из-за отсутствия операторской машины, чтобы снять что-то в движении, я высовывался в окно такси, ложился на живот, а оператор Саша Полынников мне на спину ставил этот самый «Конвас» пятнадцать – двадцать килограммов весом. Мы ехали параллельно скачущим или бегущим героям и снимали...

КАК ХИЛ НАСТОЯЩУЮ ЛЮБОВЬ ВСТРЕТИЛ

–Я всегда восхищался женской красотой. Любимых женщин было не знаю сколько. Первая и вторая женитьбы ничего не изменили. Всё чудесным образом перевернул фильм «Узник замка Иф». Должны были начаться съемки, группа выехала в Ригу, а у меня не было актрисы на роль Гайде. Ассистенты присмотрели одну красавицу в хореографическом училище, но предупредили, что молода. Надирка только вошла – я обалдел: фигура изумительная, глаза печальные на пол-лица, губы – ой... Стали пробы снимать – врожденная органика. Никого не провожал никогда, ее вышел проводить до остановки, а по дороге в ювелирный магазин зашел, купил колечко, на пальчик ей надел: «На память тебе». Никаких постыдных мыслей не было: ей же семнадцать, мне – пятьдесят. Но сердце замирало, когда о ней вспоминал! Решил: нет, не стану ее в Ригу вызывать. И вот съемки уже начались, а актрисы на роль наложницы Монте-Кристо всё нет. Таня Чернова, второй режиссер на картине и моя жена, на собрании группы заявляет: «Хватит! Ты всех замучил. Есть такая девочка, которая сделает честь голливудскому кино». Я пристально взглянул на жену: «Таня, запомни эту минуту, ты сама этого хотела. Вызывай!» Надирка прилетела, вспыхнул роман, и-и-и... мы уже тридцать лет вместе! Она родила мне Нинку, в которую влюбился с первого взгляда так, как не любил никогда. У меня мозоли на коленках образовались, потому что всё время около ее кроватки стоял: читал ей Блока, Надсона, Вертинского. Теперь единственное, о чем прошу: «Господи, не оставь их своей любовью. Со мной. Или без меня».

Все самое интересное о телевидении читайте в печатной версии газеты "Эфир" или на сайте www.efir-perm.ru